|
Свободное предпринимательство на свободном рынке стало главнейшей новизной в условиях России. И это напрямую выводит нас на вопрос о том, чем же новая экономика может заниматься в России помимо того, что она уже делает, и почему она может стать доминантной для выживания страны.
Из-за природных и в известной мере исторических условий внешняя торговля является для нас необходимым условием существования. Внутренняя производительность труда в производящих отраслях экономики России так низка, что едва обеспечивает минимальный прожиточный уровень. Поддерживать социальную стабильность и функционирование государственного аппарата, или хотя бы создавать видимость, может только перераспределение экспортной выручки от немногих сырьевых отраслей, и в первую очередь энергоносителей.
Сейчас у страны впервые появился реальный шанс начать самой зарабатывать себе на жизнь, создав новый источник экспорта, более значительный, чем нефть и газ вместе взятые, более достойный, чем оружие. Причем сделать это можно при минимальных затратах и с максимальной эффективностью. И этим источником будет новая экономика.
У новой экономики в России есть три пути, или даже, правильнее, модели развития.
Модель 1 — национальная.
Суть ее состоит в продаже товаров и услуг на внутренний рынок. Внутри этой модели выделяются такие группы, как компьютерная коммерция, софтверный бизнес, ориентированный на российских клиентов, и Интернет-компаний в области новых медиа и электронной коммерции в зоне RU. У компаний этой модели есть несколько крупных преимуществ перед международными конкурентами.
Первое и самое главное — знание местной специфики. Информационные продукты из-за рубежа, если они хотя бы незначительно выходят за рамки родовых технологических платформ, в лучшем случае требуют серьезной предпродажной доработки, а в худшем — просто не пригодны для местного потребителя. Следующее преимущество — большая и быстро развивающаяся община выходцев из России во всем мире. При всем при том, что русские за рубежом ассимилируются очень быстро, их неприятие обычаев и образа жизни достаточно, чтобы обеспечивать интерес к делам своих соотечественников. Это обеспечивает бизнесам «национальной модели» возможность ограниченного рынка и за пределами России, притом рынка платежеспособного.
Однако национальной модели положен естественный предел — сама Россия, точнее, ее внутренний рынок. При всей обширности страны он невелик и не обнаруживает склонности к бурному росту. Сложность с соблюдением законодательства об интеллектуальной собственности (даже не качество его, а именно трудности исполнения) также не способствует росту производства: если 95% софта в стране распространяется пиратами, трудно рассчитывать на то, что заработаешь, производя программы на продажу в первую очередь в России.32 Поэтому Россия вряд ли сможет в обозримом будущем поддерживать большое количество технологических компаний, работающих на внутренний рынок, оборот которого жестко ограничен платежеспособностью бизнеса и населения. Национальная модель упирается в потолок, жестко очерченный экономикой страны. И пробить этот потолок дальнейшим усилием внутри самой новой экономики нельзя. Интернет — начало пути, но не его вершина.
Модель 2 — индийская.
Бизнес офшорного программирования опирается на потребность в большом количестве нерегулярных, разовых или специальных программных работ и нехватку инженеров в развитых странах. Если компании из США или Европы нужен заказной программный продукт или полуфабрикат для ее собственного производства, требующий большого количества кропотливой работы, то она старается передать его изготовление местным субконтракторам. Или за границу, тем более что современные средства транспорта и связи позволяют постоянно контактировать с партнерами. Некоторые потери на сроках исполнения и усложнении контроля за процессом компенсируются экономией на стоимости. Именно на этом и строят свой бизнес азиатские офшорные программисты. Основными областями, где на их труд сейчас большой спрос, являются IT-услуги по реконструкции устаревших систем и созданию новых, техническая поддержка, web-дизайн и программные продукты, в том числе для электронного бизнеса. Прежде всего, в Индии эта модель сформировалась в целый сектор экономики (сами индийцы называют его «контрактным программированием»), с поддерживающей инфраструктурой, специальным госрегулированием, развернутой системой частного и государственного профтехобразования и даже со своим черным рынком фирм-однодневок. Общий годовой объем мирового рынка программных услуг уже сейчас составляет порядка 140 млрд. долларов, и к 2008 году доля Индии на нем достигнет 50 млрд. долларов. Притом компьютерный бизнес — экологически чистое производство, в отличие от нефти и газа.
Преимущества индийской модели для России очевидны. Во-первых, она позволяет реализовать значительно более высокую добавленную стоимость. Потенциальный рынок для компаний, ориентированных на эту модель, также во много десятков, если не тысяч, раз превышает внутренний рынок информационных технологий России. Организация этого бизнеса также не особенно сложна: примеры других стран перед глазами, все технологии давно известны, бизнес-модель ясна, а опыт предшественников доступен и поддается изучению. И в целом это более эффективный способ использования интеллектуального потенциала страны, чем в «национальной» модели.
Основных проблем с реализацией этой модели на российской почве три. Первая — в основе всей модели лежит необходимость постоянно генерировать заказы, успех всей компании в целом зависит от работы ее менеджера по продажам или от связей ее руководства. Да и опыта работы с зарубежными заказчиками практически нет.
Вторая проблема — недостаток менеджеров проектов. Офшорное программирование обычно не занимается поиском оригинальных технических решений (если только это не предусмотрено заказом) — от контрактора требуется сделать работу по спецификациям заказчика, точно и в срок. А значит, этот бизнес требует правильной организации и планирования работы коллектива программистов.
И третья проблема — зависимость этого бизнеса от международного рынка и его циклов. Компания не формирует рынок, а принимает его, следуя за спросом. А спрос непостоянен и по содержанию, и по объему. Поэтому бизнес офшорного программного разработчика должен быть масштабируем, компания должна при необходимости быстро расширять либо сокращать штат. Кроме того, нашим компаниям придется конкурировать на этом рынке с теми же индийцами и китайцами. А это значит, что больше, чем они, наши компании запрашивать просто не смогут. Инвестировать в такие компании также непросто: на ликвидность могут рассчитывать разве что несколько потенциальных лидеров индустрии, прочим же придется сливаться или продаваться более крупным игрокам, что для инвесторов всегда проблематично.
Часть этих проблем решается за счет организации производства. Скажем, масштабы можно компенсировать иерархической структурой индустрии: несколько крупных компаний собирают заказы на Западе и затем передают их частично своим сотрудникам, частично мелким отечественным компаниям, не имеющим своих зарубежных клиентов. Благодаря этому при сокращении рынка можно будет избежать увольнений в крупных компаниях путем простогосокращения объема вторичных контрактов. Другие проблемы можно решить только длительным кропотливым усилием: подготовкой кадров, тщательной работой с клиентами. Предлагать заказчику лучшие условия, более высокое качество, более сжатые сроки. Особенно актуально здесь, насколько конкурентоспособны окажутся наши компании в ценовом отношении.
В 1999—2000 годах на офшорное программирование обратили внимание web-дизайнерские студии, начавшие перерастать скромный российский рынок. Здесь стоит отметить Actis Software, очень серьезно настроившуюся на развитие в сторону офшорного программирования. Ясно, что индийская модель на российской почве жизнеспособна, и само по себе это уже достаточное основание, чтоб уверенно развивать ее дальше.
Модель 3 — израильско-скандинавская.
Израильско-скандинавская модель — это экспорт готовых продуктов и решений на внешний международный рынок. Прежде всего, новых технологий. И это означает прямую конкуренцию с Силиконовой долиной. Израиль не единственная страна, пошедшая по этому пути, — тем же занимаются Финляндия, испытавшая в последние годы подлинный бум разработок технологий мобильной связи на базе опыта и кадров, воспитанных в Nokia; Швеция, где ту же роль сыграл Ericsson, и еще ряд стран . Тем не менее, образец Израиля стал классическим. Число израильских компаний на NASDAQ после США и Канады занимают третье место.
Более 10 лет назад валюта Израиля была неконвертируемой, а бюджет зависел от американской военной помощи, которую политики пускали не столько на войну, сколько на текущие расходы. Со временем из небольших компаний, работавших по оборонным заказам, за считанные годы технологический бизнес вырос в главную отрасль национальной промышленности.
Сейчас Израиль экспортирует готовые технологические продукты, которые составляют большую часть экспортных поступлений страны. Сейчасизраильская новая экономика — это 3000 компаний, около 180 венчурных фондов и почти 130 других инвестиционных компаний, а /также 30 инкубаторов. Из-за нехватки кадров Израиль уже сам вынужден прибегать к услугам офшорных программистов.
Этот срез был бы неполон без очень важного замечания. Израильская новая экономика по своей структуре очень отличается от американской. В ней преобладают не сервисные и медийные, а технологические и инфраструктурные компании, коньком Израиля являются оптические технологии и компьютерная безопасность.
Израильская модель для России, безусловно, предпочтительнее любой другой. Она дает возможности для лидерства, которых нет ни у какой другой модели. Компании, создающие новые технологии, могут сами создавать рынок. Объем этого рынка неисчерпаем.
Израильская модель дает возможность применять национальный интеллектуальный потенциал наиболее эффективным способом. Больший объем рабочей силы дает возможность достижения эффекта «экономики масштаба», таких возможностей не было ни в Израиле, ни в Скандинавии.
Сейчас мы находимся в той фазе, когда первая модель уже в основном сформировалась, вторая начинает переходить на индустриальный уровень, а третья существует еще в основном в единичных и во многом опытных образцах.
Все это важно. Но у ситуации есть и еще одно измерение — и оно напрямую упирается в структуру национальной экономики России. Новая экономика работает с внешним рынком, экспортная емкость которого на уровне второй модели уже сопоставима с мировым рынком сырьевых товаров и систем вооружений, а на уровне третьей модели — превышает его во много раз. К тому же нельзя не учесть дополнительный эффект от многократного увеличения уровня занятости, повышенной экономической эффективности, экологических выгод и прочих положительных сторон новой экономики в сравнении с традиционной экономикой.
Промышленность новых технологий — это единственное, что может, наконец, дать стране устойчивость и экономическую независимость. Новая экономика — единственная реальная альтернатива страны.
Главный вывод: мы можем рассчитывать на успех, потому что у нас много технических специалистов, но добиться его нам будет сложно, потому что у нас столь же мало менеджеров, сколь много инженеров. И пока не будут сбалансированы спрос и предложение специалистов с нужными навыками в технологиях, финансах, маркетинге и с опытом управления — новая экономика с места не сдвинется.
|
