При изучении развития научного знания ученые обычно обращают внимание на то, что каждый новый результат в науке возникает на основе предшествующих знаний. Иногда эта связь между новым и старым знанием, как мы видели, принимает форму кумулятивизма, при котором новое знание оказывается простым продолжением и расширением старого знания. Согласно такой точке зрения, развитие науки сводится к чисто количественному накоплению новых истин, не затрагивающих глубинные ее структуры и основания. Другими словами, процесс научного развития представляется в виде простого, количественного роста достоверно истинного знания, не сопровождающегося коренными, качественными изменениями в системе знания. Поскольку в сложившейся науке ученые обычно работают в рамках узкой специальной ее области, постольку они скорее обращают внимание именно на связь своих результатов с прежними знаниями, чем на глубокие коренные изменения, которые происходят во всей науке значительно реже. В периоды спокойной эволюции науки такой взгляд на ее развитие, при котором подчеркивается, прежде всего, преемственность между старым и новым знанием, кажется вполне естественным.
Сомнения появляются только в переломные периоды развития науки, когда возникают радикально новые взгляды на ее основные понятия и фундаментальные теории. Под влиянием растущей критики такие сомнения перерастают в недооценку, и даже игнорирование всего прошлого знания, в отрицание научных традиций вообще. Так возникает противопоставление традиций новаторству в науке, спокойного периода ее развития революционному периоду.
В качестве иллюстрации обратимся к концепции Т. Куна. Он справедливо критикует кумулятивистский взгляд на развитие науки, но не раскрывает глубокой связи между эволюционными и революционными ее изменениями. В процессе развития науки он выделяет так называемый нормальный ее период, когда ученые, принадлежащие к определенному сообществу, придерживаются существующей парадигмы, и экстраординарный, или революционный период, когда появляются сомнения относительно прежней парадигмы, и начинаются поиски новой парадигмы. Сам переход от нормальной науки к экстраординарной науке, по мнению Куна, происходит путем «переключения гештальта», т.е. существенного изменения прежнего видения изучаемого мира. Поэтому саму революцию он рассматривает как «смену понятийной сетки, через которую ученые рассматривают мир»1. Поскольку новации, а тем более, коренные изменения в науке производят наиболее сильное впечатление, то они не остаются незамеченными и привлекают наибольшее внимание не только самих исследователей, но и всего научного сообщества. Напротив, небольшие, незаметные, постепенные изменения, которые иногда характеризуют как количественные и несущественные, остаются вне поля зрения сообщества ученых, а нередко и историков науки. Важно обратить внимание на то, что между нормальной наукой и революцией Кун не видит глубокой внутренней связи, как будто последняя не подготовлена всем предшествующим развитием науки.
Такая точка зрения на научные революции нередко встречается и среди других историков и методологов науки. В ее основе лежит противопоставление новаций традициям в науке, при которой традиции рассматриваются как нечто отжившее, устаревшее, которое должно быть отвергнуто, чтобы дать дорогу новому. Но в таком случае естественно возникает вопрос: откуда берется новое в науке, как оно возникает? Очевидно, что если бы традиции не содержали, хотя бы и в неразвитой, зародышевой форме, элементы нового, то не могли бы возникнуть и новации, а тем более революции в науке. С другой стороны, традиции, конечно, содержат и устаревшее, инертное и консервативное, которое требует отрицания, устранения и преодоления.
Однако сами ученые неизменно подчеркивают, что наука не может развиваться без связи с теми знаниями, которые наработаны до них, без тех понятий, концепций и методов, которыми пользовались их предшественники. Новации поэтому возникают как воспроизведение старых образцов исследования в новых условиях. Именно новые условия заставляют ученых критически пересматривать прежние образцы исследования и приспосабливать их к новым ситуациям. Поэтому в рамках этого процесса происходит не просто воспроизведение старых образцов, а их существенное изменение, связанное с генерированием новых идей и открытий. Действительно, в результате применения традиций к новым ситуациям обнаруживается неспособность старых методов и теорий объяснить новые факты. В связи с этим возникают проблемы, для разрешения которых выдвигаются новые идеи и гипотезы, которые, однако, не затрагивают все надежно проверенные знания. На это обстоятельство обращает особое внимание один из создателей квантовой механики Вернер Гейзенберг.
«...Все всегда начинается с весьма специальной, узко ограниченной проблемы, не находящей решения в традиционных рамках. Революцию делают ученые, которые пытаются решить эту специальную тему, но при этом еще и стремятся вносить как можно меньше изменений в прежнюю науку. Как раз желание изменить как можно меньше, и делает очевидным, что к введению нового нас вынуждает предмет, что сами явления, сама природа, а не какие-либо человеческие авторитеты заставляют нас изменить структуру мышления»'.
Сторонники узкого понимания научной революции не видят их связи и преемственности с традициями, рассматривают революции преимущественно как возникновение новых фундаментальных теоретических концепций, подобных концепциям Коперника, Ньютона, или Эйнштейна. При таком подходе возникает не только противопоставление друг другу революций разного типа и масштаба, но и новаторства в науке традициям, революционных изменений эволюционным, в чем мы могли убедиться на примере книги Т. Куна. В сущности, по его мнению, в рамках нормальной науки ученый работает традиционно, придерживаясь существующей парадигмы. В революционный период всякая связь с традицией прерывается и поэтому новая парадигма возникает не в результате критического анализа новых фактов и использования надежно обоснованного старого знания при решении новой проблемы, а достижения согласия между членами научного сообщества.
«Как в политических революциях, так и в выборе парадигмы, — пишет он, — нет инстанции более высокой, чем согласие соответствующего сообщества»1. Таким образом, Кун не рассматривает революции как неизбежный результат развития объективных процессов, совершающихся как в обществе, так в научном познании. В связи с этим многие критики справедливо указывали ему на неправомерность аналогии, которую он проводит между политическими и научными революциями.
При анализе научных революций необходимо также учитывать, что они не ограничиваются только концептуальными изменениями, такими, как появление новой парадигмы, фундаментальной теории или концепции, благодаря которым возникает новое видение реальности. Как правило, новым концептуальным изменениям предшествует открытие новых объектов исследования. Типичным примером такой революции является переход от изучения законов движения макротел в классической механике к исследованию закономерностей движения микрочастиц материи в квантовой механике. Именно такие необычные для обыденного сознания свойства этих частиц, как корпускулярно-волновой дуализм, потребовали коренного пересмотра классических представлений, согласно которым такие свойства не могут быть присущи одному и тому же объекту.
Не менее важные революционные изменения в науке возникают при появлении новых средств и методов исследования. Достаточно напомнить, какой переворот в биологии был вызван изобретением сначала обычного микроскопа, а потом ультрамикроскопа. Аналогично этому, изобретение оптического телескопа привело к первой революции в астрономии, а радиотелескопа — ко второй астрономической революции. Число таких новых изобретений средств наблюдения, измерения и эксперимента в науке, революционизирующих науку, можно легко увеличить.
К радикальным изменениям приводит также открытие и применение принципиально новых эмпирических и теоретических методов исследования. Революция в естествознании XVII века была связана, как известно, с применением нового экспериментального метода, так же как и новыми теоретическими методами, включая использование новых математических средств и теорий для построения и проверки естественнонаучных теорий и гипотез. В ходе дальнейшего прогресса науки роль теоретических методов и математических моделей анализа изучаемых явлений непрерывно усиливается. Появляется даже специфическая форма синтеза эмпирических и теоретических методов исследования в виде мысленного эксперимента, начало которому положили еще Галилей и Ньютон.
Наконец, возникновение принципиально новых идей, концепций, средств и методов исследования формирует качественно отличный стиль научного исследования, который накладывает свой отпечаток на интеллектуальный климат своей эпохи. Очень часто все эти основные особенности научного развития выступают как взаимосвязанные и взаимообусловленные аспекты научной революции. Но это не исключает революционных сдвигов, характеризующих только некоторые аспекты прогресса науки. Однако иногда к научным революциям относят самые различные изменения в развитии науки, касаются ли они появления некоторых оригинальных идей частного характера, усовершенствования экспериментальной техники, методики измерений и расчетов и т.п. В результате этого четкие критерии революционных изменений в науке исчезают, и каждый по своему произволу может рассматривать отдельные случаи из истории науки как революционные, а другие — нереволюционные.
|